-осторожней с ним- это самое дорогое, что есть у меня.- продолжал язвить хирург, выпуская внутренних ящериц, завивающихся и переплетающихся меж друг другом. Прозрачные, невидимые, туманные и формальные пресмыкающиеся, выражающие весь сарказм и иронию Колайло, всю злобу, выливающие весь яд и всю кислоту. Как же часто они, нагоняемые горячим рваным дыханием, бежали по губам и лицу Ленга, порой вбегая в его раскрытый в оскале рот, прятались по углам, и капельками яда и радиации застревали там. Крокодилы блестели своими клыками в глаза Колайло, в мутной серой воде они били своими твёрдыми хвостами, разбрызгивая капли лавы и искры в сторону Ленга; угри, шипя электрическим током, забивались в костях рёбер и позвонков, иногда пуская разряды по всему телу, как только руки Ленга касались проводящей кожи.
Саргенсон запрокинул голову назад, хрустя костями, как всегда, драконя Ленга своей тонкой шее, которую могла бы обвивать какая-нибудь гадюка, и она очень бы подходила Колайло. Горячий язык, высунувшись из рта, прошёлся по шершавой тёмной бородке.
Миссия орудия в руках Ленга провести тонкую призрачную границу между адской притупляющей восприятие действительности болью и поглощающим изводящим кайфом. Чувственной эйфорией, сведущей плоть судорогой. Вопьющейся в нее сладостной притерной гнилью, инфицированной смертельно отравляющей. Феерическая смесь этих ощущений разольется тягучими волнами по его телу, как томно-тошнотворное зловоние заполняет воздушное пространство. Достигнет каждого рецептора, и будет воздействовать на него со всей максимально доступной силой. Изливать на него свою энергию, нажимать и теребить, вырывая из глотки стоны. И звуки будут скрестись о горло, покрывая его ржавчиной. Несдержанные животные крики будут вырываться из самых глубин, зарождаться в самом нутре и выходить наружу с шершавым скрипом. Пробегать вверх по воздухоносным путем с невыносимым для слуха трением. Саргенсон будет корчиться, конвульсивно сжиматься, будто мышцы свело в бешеной судороге. А Ленг изводиться, не в силах насытиться этим зрелищем. Но это только перспективы.
Жесткий металлический дружок дал о себе знать характерным блеском. Улавлимое человеческим глазом излучение вступило с ним в игру двух граней. Света и тени. Взгляд Ленга плавно оплыл с завлекающе подставляемого ему тела хирурга, на свою опасную игрушку. Он повел плечевым суставом, протягивая руку вперед. Скальп сдерживался в руке, как пистолет, с наведенным курком. Позиция наготове. Все будет также эффектно, с шумовым эффектом в виде ржавых стонов и судорожных вздохов. Ленг притянул уголки рта - редкий метаморфоз в мимике. Зафикисровал на себе это выражение. И всадился чувствительным ко всякому движению и колебанию взглядом в тело хирурга. В изнывающую от возбуждения плоть, которая истекала желанием, как плод течет соком. Как сучка при течке. Как пары воды из гейзера, плавкая лава из жерла вулкана, кровь из необработанной раны. Все его тело текло желанием, приманивало и влекло Ленга. Движения мужчины приобрели резкость и оформленность. Он быстро подскочил к Саргенсону, пожирая его пока что только глазами, как оголодавший зверь приближается к своей добыче. Когда успех овладевания гарантирован. Прогнувшись в пояснице под углом неизвестной градусной меры, Ленг раздвинул языком влажные припухшие губы хирурга. Выдохнул порцию своего разгоряченного дыхания и всверлил язык вовнутрь. Тесно и крепко фиксируя этот поцелуй. А скальпель тем временем еле уловимо и призрачно скользнул по коже живота, делая легкий надрез чуть ниже пупка. Ограничиваясь слабой, но живой и быстрой, кровяной струйкой.
А глаза, уловившие этот взгляд, вкусили большую его часть. Крокодилы стали больше расплёскивать воду, поглощая такие куски мяса, которые были деликатесом среди саргенских рептилий и пресмыкающихся. Вертикальные острые зрачки хищников метались средь мути и тумана воды, ища желанные куски плоти, разрывая себе подобных за нежнейшее холодное мясо.
Как только врата губ раскрылись, вся перечисленная нежить потоками поползла в ленговский рот, соединяя хирурга и заведующего между собой, закрепляя пламенной слюной, ниткой оплетающей грани красноватой кожи. Внезапно, влажная сварка разрывается, пропуская ещё одно скольжение языков. Из рта Колайло вырывается бешеный и громкий стон, тянущийся плавно и темно, вязко, как сперма стекает обычно по худым ногам хирурга. Шея невольно хрустит, пропуская между позвонками паучков тока, которые начинают бежать во всему телу изнутри, задевая своими пушистыми лапками, разноцветными колечками пушистого панциря, нежные нервные окончания. Поясница натягивается, как лук эльфа, втягивая в себя живот.
Глаза закатываются. И как только возбуждение опускается по приемливого уровня, осы перестают жалить в мышцы поясницы щёлочью, Колайло снова растягивается в улыбке, оплетает шею своего начальника руками, словно лиана древнюю чашу- достаточно крепко, чтобы держаться, но и нежно, чтобы не сломать и не сдвинуть ни единый осколок.
-Всегда был интересен поток твоих мыслей, Ленг. Позволишь взглянуть на твой мозг, а?
1
@музыка: Наутилус Помпилиус- Доктор твоего тела.
@темы: @жизнь моя жестянка, @сквозь вскрытую грудную клетку и кожный покров, @пельмени со сгущёнкой- охуенны, @Котики-наркотики